Беларуский язык – это просторечие польского языка

Утверждение

«Если даже местечковые националисты плохо изъяснялись на «мове», то что уж говорить о простом народе. Рядовые белорусы в начале XX столетия сопротивлялись «белорусизации» и предпочитали говорить по-русски. Это признавали и сами националисты».

«Близость «мовы» к польскому языку отмечают и современные лингвисты. В 2015 году в интервью газете «Наша нива» польский лингвист Мирослав Янковяк заявил: «Автор первой грамматики белорусского языка Бронислав Тарашкевич происходил из-под Лаворишкес [Вильнюсский уезд Литвы], и можно говорить, что его речь, или его «простая мова», стала в большой степени основанием для кодификации белорусского литературного языка. Помню, как первый раз приехал на Виленщину в 2009 году и попросил, чтобы люди говорили со мной частично по-польски, а частично «по-простому», так удивился, зачем эти люди разговаривают со мной белорусским литературным языком». Лингвист также отметил, что 90% его собеседников назвали себя поляками, виленскими поляками или «пилсудскими поляками». То есть, исходя из слов пана Янковяка, «беларуская літаратурная мова» — это просторечный вариант польского языка, характерный для поляков Виленщины».

«Сегодня, как и в первой половине XX века, белорусы отвергают «мову», предпочитая говорить по-русски. Однако белорусское государство пытается всеми силами навязать своим гражданам любовь к «родному языку» <…> Лет через 50 какая-нибудь Эстония будет преимущественно англоязычным регионом, Белоруссия же либо последует её примеру, либо останется русскоязычной. В любом случае «беларускамоўная Беларусь» обречена существовать исключительно в воображении наиболее буйных местечковых дурачков».

Опровержение

Публикация содержит пропагандистские посылы про насильственную «белорусизацию», содержит лживые и надуманные трактовки белорусской истории и лингвистики.

Среди прочего, представлена совершенно абсурдная интерпретация слов лингвиста Мирослава Янковяка. Дело в том, что согласно переписи 1897 г., большинство сельского населения Виленской губернии разговаривало на белорусском языке. При этом в нач. XX вв. белорусскоязычное католическое население зачастую обрело польскую идентичность (так называемые «костельные» поляки). Именно потому до сих пор многие жители Виленщины, являясь носителями белорусского языка, называют себя поляками. Вместо этого, публикация перевирает слова лингвиста, трактуя его цитату как признание того, что белорусский литературный язык – это якобы просторечный вариант польского языка, характерный для поляков Виленщины».

Не менее абсурдным является заявление о том, что «рядовые белорусы в начале XX столетия… предпочитали говорить по-русски» – это опровергается всеми авторитетными лингвистическими источниками, в том числе результатами переписи населения Российской империи 1897 года. Из нее следует, что в конце XIX – нач. XX вв. русский язык был родным обычно для 5-10% населения различных районов Беларуси. Самый высокий показатель был в Витебском районе (20%) за счет большого числа русскоязычных жителей Витебска (зачастую еврейское население), при этом во многих частях Беларуси русский язык был родным лишь для 1-2% жителей.

Наконец, публикация утверждает, якобы современное белорусское государство пытается «всеми силами» навязать употребление белорусского языка. В реальности, в течение всего периода правления Лукашенко происходит обратная тенденция – последовательное вытеснение белорусского языка из образовательной системы, государственных СМИ и из общественной сферы в целом, несмотря на признание белорусского языка государственным наравне с русским в Конституции Беларуси. Белорусскоязычные граждане сталкиваются с систематической дискриминацией в системе образования, сфере обслуживания, коммуникации с госорганами и других сферах.